Отзыв о диссертации В.А. Росова
«Русско-американские экспедиции Н.К. Рериха в Центральную Азию (1920-е и 1930-е годы)», представленной на соискание ученой степени доктора исторических наук.
Многогранная деятельность Н.К.
Рериха – выдающегося русского художника, путешественника и мыслителя –
традиционно привлекает внимание отечественных исследователей. Она давно
изучается и подробно описана во множестве научных и популярных работ. В.А.
Росов считает, что за пределами внимания ученых остался важный аспект
деятельности Рериха – его политические взгляды и практическая деятельность
по их воплощению в жизнь. Действительно, до сих пор культурно-философские
воззрения Рериха не анализировались с точки зрения геополитики и
международной политики 1920–30-х годов. Диссертант посчитал, что сведения
некоторых источников и его анализ рериховских экспедиций в Центральную
Азию позволяют увидеть в Николае Константиновиче не только выдающегося
деятеля культуры, но и приверженца «Великого плана» по строительству
«Новой страны» в том регионе. Материал, представленный в диссертации,
призван подтвердить и обосновать такую интерпретацию.
Очевидно, суть исследовательской
методологии диссертанта выражена в одной фразе в середине работы: «Рерихи,
как показывает изучение их биографии, лишних слов не роняли» (стр.
диссертации 207). Исходя из такого подхода, автор ищет и находит намеки на
некий глобальный замысел, проступающий из отрывочных и разновременных
оговорок в дневниках, письмах и статьях. «Расшифровка» намеков приводит
его к предельно спорным заключениям.
К таковым можно отнести, к примеру,
трактовку рассуждений Рериха о грядущем приходе в мир будды Майтрейи как
осмысленной политической программы. Неоднократно заявляется о наличии у
Рериха «Великого (или Мирового) плана». Осуществление этого «плана» якобы
связывалось с его надеждами то на большевиков, то на тибетских буддистов,
то на американцев... В диссертации уверенно постулируется стремление
Рериха создать «монголо-сибирское государство» со столицей в Звенигороде
на Алтае; этапами на этом поприще и стали Тибетская и Маньчжурская
экспедиции, которым посвящена диссертация.
Однако приводимые В.А. Росовым сведения не
позволяют согласиться с подобной трактовкой как экспедиций, так и активной
работы их руководителя по налаживанию связей с самыми разными политиками,
написанию книг, статей и лекций, созданию живописных полотен и т.д. В
статьях и письмах Н.К. Рериха и членов его семьи в самом деле неоднократно
встречаются понятия «Новая страна» и «Мировой план». Похоже, диссертант
слишком буквально воспринял эти мыслительные конструкции и, отождествив
идеальную «страну» с государством, которому будто бы суждено появиться на
карте, приписал своим героям не присущие им намерения.
Создается впечатление, что автор часто
домысливает за Рериха его планы и прогнозы. Так, в двух лаконичных фразах
из дневника Рериха начала 20-х годов (а именно: «Кто поймет Великий план?»
и «Союз народов Востока назревает») ему видится зарождение идеи «Новой
страны». Поскольку никаких данных об этой «рериховской» идее больше нет,
далее В.А. Росов излагает геополитические конструкции других политиков,
связанных с Центральной Азией, – Бадмаева, Унгерна и Краснова (стр. 33–3.
Одержимый идеей «объединения буддистов
Запада и Востока», Рерих-де «сделал ставку на Панчен-ламу» (стр. 47). В
качестве «доказательства» вновь привлекаются лапидарные пассажи о панчене
из путевого дневника, в которых не обнаруживается ни малейшего намека ни
на «ставку» на него, ни на буддийскую унию. Не имея даже косвенных
подтверждений данного тезиса, диссертант тем не менее сначала уверенно
заявляет о существовании такого замысла у Рериха, а затем приступает к его
лабораторному открытию «путем реставрации тех связей, которые возникли у
Н.К. Рериха с представителями советского постпредства в Урге правительства
МНР и монгольского ламства» (с. 4. На наш взгляд, «реставрировать»
хитроумное использование тибетского первосвященника для объединения
буддистов В.А. Росову не удалось.
Столь же голословным оказывается
утверждение о «собственном плане» Рериха «использовать имя и авторитет
Панчен-ламы в религиозной войне буддистов» во имя создания нового
государства (с. 53).
Особый сюжет составляют связи Рериха с
Советской Россией. Встречи и переписка с различными большевистскими
руководителями определенным образом повлияли на его мировоззрение.
Эпизодически возникали при этом и мечты о некоем будущем сообществе
народов – «Новой стране» и «Единой Азии» под водительством СССР (см. с.
79, 80, 97, 110). Но опять это были лишь случайные упоминания, которые
вовсе не отражали главных направлений деятельности художника. Довольно
подробно рассказав о его активном сотрудничестве с большевиками в 20-х
годах, диссертант ниже пишет нечто противоположное – о том, будто уже в
1921 г. в головах Рерихов вызревала идея освободительного антисоветского
похода на Россию через Центральную Азию. Не сумев найти аргументов и на
сей счет, В.А. Росов поясняет: «Конкретного плана не существовало, только
магистральное направление» (с. 216) – т.е. получается, что именно таковым
оказывалось «магистральное направление» дум и дел Рериха!
Следует заметить, что несмотря на
заявленное широкое введение в оборот новых источников из американских
архивов, диссертанту не удалось обосновать не только стремление к
практическому строительству «Новой страны», но и продемонстрировать
существование сколько-нибудь стройных его представлений Рериха о ней.
Относительно развернутые рассуждения на эту тему приводятся в диссертации
не по текстам, вышедшим из-под пера Н.К., а по записям его жены (см. с.
110, 129, 130, 173–175, 218, 301, 302 и др.). Это относится, в частности,
к утверждению, будто экспедиция на Алтай 1926 г. послужила этапом в
планировании будущего «монголо-сибирского государства» (с. 25, 173).
Совершенно надуманной и необоснованной выглядит идея о связи между, с
одной стороны, экспедиционными планами Рериха, с другой – крестьянским
повстанческим движением в Сибири 1933 г. и сочувствующими им русскими
эмигрантами (с. 184, 185).
Можно согласиться, что «Новая страна»
занимала определенное место в идейных исканиях. Но она отнюдь не служила
руководством к действию. То же можно сказать и об американском этапе
экспедиционной активности Рериха. Вновь в диссертации утверждается, что с
помощью высокопоставленных американцев (вплоть до президента Рузвельта)
Рерих стремился к конструированию нового государства. Но здесь автор хотя
бы смог в подтверждение привести не только односложные дневниковые записи
и собственные умозрительные построения, но и обвинение эмигрантской
харбинской газеты в намерении Рериха создать «масонское государство» (с.
276, 295) (кстати, связь художника с масонами практически выпала из поля
зрения диссертанта, хотя на этой почве можно было бы создать не менее
«захватывающую» версию его биографии).
В целом название диссертации не
соответствует ее содержанию. В.А. Росов почти не затронул научную и
культурную составляющую путешествий Рериха в Тибет и Маньчжурию,
необоснованно выставив на первый план умозрительно реконструированную
политическую подоплеку. Главный тезис автора о том, что «обе экспедиции...
были напрямую инициированы идеей построения монголо-сибирского
государства» (с. 364) остался не подкрепленным убедительными
свидетельствами источников. Вероятно, если бы диссертант шире привлек к
анализу труды самого Н.К. Рериха и использовал многочисленные исследования
рериховедов (в частности, фундаментальные работы Л.В. Шапошниковой), он
смог бы уяснить истинное место «Великого плана» в идейных поисках
знаменитого художника и мыслителя. «Новая страна» должна расцениваться
скорее в качестве гуманитарной категории, но не как геополитическая
концепция.
Рецензируемая диссертация как по
постановке, так и по решению заявленных задач не вносит новизны в
историографию отечественной истории. Обсуждаемые в ней проблемы
представляются искусственными, умозрительными и неаргументированными.
Считаю, что исследование такого качества не может служить основанием для
присуждения ученой степени доктора исторических наук по специальности
07.00.02 – Отечественная история.
Ведущий научный сотрудник
Института российской истории РАН,
руководитель Центра истории народов
России и межэтнических отношений,
доктор исторических наук В.В. Трепавлов
