В последнее время  на нескольких интернет-форумах настойчиво проталкиваются темы по умалению роли Святослава Николаевича Рериха в эволюционных делах семьи Рерихов, где высказываются сомнения в его праве распоряжаться наследием Рерихов, и звучат призывы пересмотреть его решения или не обращать на них внимание.

В некоторых материалах на подобные темы ему приписываются все возможные пороки, а в некоторых появились даже обвинения о том, что якобы именно его немудрые действия  привели к той  трагичной ситуации, которая сложилась вокруг части архивов и наследия семьи, оставшейся в  московской квартире Ю.Н. Рериха после его смерти.

Все материалы этих тем подаются  под маркой исследования и независимых суждений. Но хорошо известно, что односторонний сбор о каком-то человеке лишь негативных суждений есть искажение образа этого человека.

Учитывая, что по части наследия Рерихов, которая осталась после смерти Ю.Н.Рериха, последние несколько лет  мы активно и плотно работаем, изучили многие  обстоятельства и факты, то решили высказать свое мнение по поводу всех этих  досужих домыслов и сложившейся ситуации и развеять некоторые мифы и обвинения.

«Судья» Люфт пытается разбить единство семьи Рерихов

Прежде всего, хочется заметить, что попытки умаления С.Н.Рериха звучали давно. О них писала еще его мать – Елена Ивановна Рерих. Вот одно из этих писем: «…для Вас не является тайной, что трое тесно связанных между собою сотрудников особенно не любят Люмоу, и Ваше сердце должно подсказать Вам причину этой неприязни. Возможно, он был свидетелем слишком многого. На репутацию Люмоу была брошена тень, и с тех пор эта тень всячески поддерживалась и навевалась там, где это казалось выгодным. … Да, все мы имеем свои недостатки, но должна сказать, что немного тех, о ком Великий Владыка говорит так прекрасно, как о Люмоу. Люмоу был назван и продолжает называться Им Махатмой, возможности души его велики. Владыка судит людей по их внутренней сущности и не считается с кажущейся очевидностью, которая часто вводит в заблуждение. В некоторых сердцах живут ревность к его знанию и страх перед его интуицией. В этом, с великой болью, я убеждаюсь на каждом шагу.»[1]

Очередная такая  «тень» возникла после публикации на форуме А.Люфта копий некоторых документов (якобы из архива К.Кэмпбелл) непосредственно связанных с той частью наследия Рерихов, что оставалась на квартире Ю.Н.Рериха после его ухода.

В этих документах С.Н.Рериха, обращенных к министру  культуры СССР В.Г. Захарову и датированных  6.01.1988 г. пишется о том, что все имущество его брата переходит во владение государства и составит экспозицию музея-квартиры Ю.Н. Рериха.

Кто-то видит в этих документах решение Рериха о передаче наследия государству, кто-то условие такой передачи – создание музея-квартиры Ю.Н. Рериха.

Сами эти документы требуют отдельного исследования, с ними много неясного, скорее всего они являются лишь частью общего комплекта документов для одного из вариантов решения проблемы этой части наследия (где оговорены  определенные подробности  такой передачи), а возможно, что это просто фальшивка.

Но именно после их публикации Андреем Люфтом (редактором сайта «Живая Этика в Германии» и администратором форума «Интернет-община») были брошены очередные обвинения в адрес С.Н.Рериха, как дополнение к своей статье от 2006 года «Дело Васильчика».

Люфт в развязных, хамских выражениях обвиняет Святослава Николаевича в неумении распорядится «наследием брата, да и своим архивом и наследием». И «главную ошибку СНР» Люфт видит в том, что «ему просто захотелось покомандовать картинами отца, которые принадлежали брату ЮНР», вместо того, чтобы сразу передать их государству.

Что характерно, когда один из соавторов данной статьи был на квартире Ю.Н.Рериха и слушал «сопроводительную экскурсию» Васильчика, - тот старательно проводил эту же мысль, озвученную Люфтом, - противопоставления двух братьев. Мол, старший, Юрий, был молодцом и делал все правильно, - а младший, Святослав, все делал неправильно и «мешал нам»; и вообще не понятно, какое он имел отношение к «нашей части наследия»  (Васильчик называл себя и И.М.Богданову истинными наследниками Юрия Рериха).

Эта идея разделения братьев на «хорошего и плохого» и единого наследия Рерихов на «долю Юрия» и «долю Святослава» - является в корне неверной и разрушительной. Да, они условно, без всякого юридического оформления, поделили наследие родителей на две части, одну из которых Юрий Николаевич привез в СССР. Но братья действовали в едином стратегическом ключе, и задача у них была одна — вернуть наследие родителей на родину, в Россию, и создать автономный и полнофункциональный Музей, который позволил бы полноценно представлять это наследие. Юрий Николаевич мог бы сразу привезти все наследие с собой — но это было бы опасно и недальновидно. Время подтвердило правильность принятого братьями решения - оставить часть наследия в Индии с Святославом Николаевичем, чтобы иметь возможность повторить попытку создания Музея при возможной неудаче в первой. Но от этого единое наследие не стало «долей Юрия» и «долей Святослава». Наследие осталось единым, и цели в работе с ним остались едиными: при таком духовном (а не материально-меркантильном как, например, у Васильчика) понимании наследия Рерихов, - говорить отдельно про «волю Юрия Николаевича», и отдельно про действия Святослава Николаевича – есть невежество; этими словами Люфт пытается внести разделение в единую семью, провести  линию раскола между братьями, выполнявшими единую задачу и следовавшими единой Воле.

Лепольд Цесюлевич  передает воспоминания своей  беседы с Ю.Н.Рерихом о получении им наказа от отца: «Перед смертью отец передал ему свой дневник «Моя  жизнь, сказав кратко: «Сохрани!»»[2]. Как сохранить все наследие семьи достойным образом - было важнейшей заботой обоих братьев Рерихов.

Посланные выполняют волю Пославшего их. И не нам судить, где кончается воля Учителя и начинается самодействие ученика — ведь Учитель доверил действие своему ученику, и ученик является продолжением воли Учителя, Его сотрудником. Прекрасно выразила эту мысль Н.Д.Спирина в статье «Сверху Виднее»: «Мы можем не знать чего-то, что знает Посланник Света, не ведать о последствиях полученного и доверенного, но он знал и ведал; и, допуская сомнения в этом, мы допускаем сомнение и в нем самом. Неизбежным следствием этого сомнения явится самомнение, которое в Учении Живой Этики в одном случае названо ужасом, а в другом – безумием»[3].

Можно было бы оставить без внимания эти новые высказывания А.Люфта на своем форуме, характерные обычным для этого воинствующего фанатика хамством и неуважением к выдающимся людям. Но Люфт в своей статье «Дело Васильчика», на которую он ссылается на форуме, основывается на  двух  «непоправимых заблуждениях», высказанных в адрес С.Н.Рериха человеком, пользующимся уважением в  среде рериховской общественности. Речь идет о Людмиле Степановне Митусовой, троюродной сестре Святослава Николаевича, оставившей после себя книгу воспоминаний о делах минувших дней. Вот два эти заблуждения, с «легкой руки» Людмилы Степановны или издателей ее воспоминаний, ставшие «достоянием» рериховской общественности:

«После ухода Юрия Николаевича Святослав Николаевич был как-то растерян и даже напуган. К сожалению, Юрий Николаевич не успел ему передать многое в смысле организации работы семьи в России. Уверена, что если бы они успели хоть какое-то время ещё пообщаться, подумать обо всём вместе, Светик не сделал бы две непоправимые ошибки.

Во-первых, он не стал бы ограничиваться простой передачей картин Николая Константиновича в Русский музей, а обязательно продолжил бы устройство музея на   Мойке, 83. ... Юрик во всём этом разобрался, и совершенно правильно добился решения об организации отдельного музея Н.К. Рериха на Мойке, 83 (пусть даже и как филиала Русского музея) для размещения привезенных им из Индии картин и тех вещей, которые мы с сестрой могли бы в него передать. Это надо было только закрепить. Отказавшись от продолжения устройства музея на Мойке, 83, Святослав Николаевич надолго затормозил весь процесс в Ленинграде. ...

Вторая ошибка Святослава Николаевича это то, что он оставил квартиру Юрия Николаевича в Москве сестрам Богдановым.»[4]

Разберемся по порядку с «непоправимыми ошибками» С.Н.Рериха в воспоминаниях Л.С.Митусовой и в их «творческой» интерпретации А.Люфтом.

 Возможен ли был  «Музей на Мойке»?

Людмила Степановна могла этого не знать, но даже идея «отдельного музея Н.К.Рериха на Мойке» была отвергнута советскими чиновниками в самом ее зародыше. Об этом говорят два документа из архивов РГАЛИ, частично приведенных на сайте МЦР  (фрагменты документов 3 и 4).

Первый относится еще к концу 1958 года. 14 сентября 1958 года Юрий Николаевич пишет министру культуры СССР Н.А.Михайлову письмо, напоминая о договоренности между ними об организации автономного музея-экспозиции Н.К.Рериха в рамках Государственного Русского музея:

«... Выполняя волю моего покойного отца, я ... в соответствии с ... договоренностью с Вами, прошу:
...
2. Вашего соответствующего дополнительного распоряжения об организации постоянной экспозиции произведений моего отца в виде музея имени Н.К.Рериха при Государственном Русском музее в г. Ленинград и филиала такой экспозиции в одном из городов Сибири.»[5]

Но в ответ на эту повторную просьбу Юрия Николаевича, и после проработки этого вопроса в чиновничьих недрах министерства культуры, 27 декабря 1958 года на стол министра лег документ, в котором начальник отдела изобразительных искусств и охраны памятников Министерства культуры А. Лебедев заявлял:

«В связи с вопросом о распределении коллекции произведений Н.К. Рериха, сообщаю следующее: просьба Ю.Н. Рериха об организации специального Музея им. Н.К. Рериха при Государственном Русском музее и его филиале в одном из городов в Сибири, по нашему мнению, не может быть удовлетворена, принимая во внимание, что ни Третьяковская галерея, ни Русский музей не имеют отдельных музеев-филиалов даже таких художников как Репин, Серов или Нестеров <…>»[6].

Министр Михайлов поставил на этом документе свою подпись и краткую резолюцию: «За». Из одного архивного документа и аналитической статьи, процитированных в следующей главе, будет понятно, что такое единодушие чиновников от культуры было не случайным.

Но Юрий Николаевич последовательно и твердо продолжал бороться за отдельный музей Н.К.Рериха, пусть даже в виде автономной экспозиции в Русском музее. В мае 1959 года Р.Я.Рудзитис записал в своем дневнике со слов Юрия Николаевича:

«В мае-июне состоится совещание относительно фондов картин. В Ленинграде будет постоянная экспозиция картин Н.К. в виде филиала при Русском музее или в отдельном здании («на Мойке»), где жил Н.К. Еще не решено. Здесь нужна и поддержка ленинградской общественности»[7].

«Ленинградская общественность» приняла в этом вопросе посильное участие. Так, Восточная комиссия Географического общества СССР направило в министерство культуры предложение с идеей организации музея Н.К.Рериха на Мойке. Эту идею поддержал и директор Русского музея В.А.Пушкарев, принимавший близко к сердцу судьбу наследия Рерихов.

Но высшие чины министерства культуры остались глухи к этим просьбам, что ясно видно из второго архивного документа: письма А.Лебедева к заместителю министра культуры СССР А.Н.Кузнецову от 23 февраля 1960 года, за 3 месяца до ухода Ю.Н.Рериха:

«Ю.Н.Рерих ставит вопрос об организации постоянной экспозиции подаренных им произведений в виде музея имени Н.К.Рериха при Государственом Русском музее и филиала такой экспозиции в одном из городов Сибири.

В настоящее время Восточная комиссия Географического общества СССР внесла предложение об организации художественно-мемориального музея Н..Рериха как филиала Государственного Русского музея в бывшей квартире художника в Ленинграде (Набережная Мойки, д.83).

Отдел изобразительных искусств и охраны памятников уже сообщал Министру Культуры СССР тов. Михайлову Н.А. Свою точку зрения о нецелесообразности создания самостоятельного музея Н.К.Рериха. ... считаем целесообразным организовать в Государственном Русском музее в нескольких залах ... постоянную экспозицию произведений Н.К.Рериха, входящую в систему общей экспозиции...»[8]

На этом письме стоит утверждающая резолюция «Согласен» за подписью Кузнецова от 3 марта 1960 года. Маховик чиновничьей машины закрутился, и ни Юрий Николаевич, ни тем более Святослав Николаевич ничего поделать в той ситуации уже не могли. Попавшее в жесткие руки «государственных мужей» культурное наследие уже невозможно перераспределить по своей воле даже правообладателю, не то что дарителю. Что еще более наглядно показала нам история с коллекцией картин, принадлежавшей С.Н.Рериху, которая в 1989 году осела по внутреннему приказу в фондах Государственного Музея Востока. Даже неоднократные усилия правообладателя этой коллекции, С.Н.Рериха, не помогли вернуть картины законному (по завещанию) хранителю и распорядителю — Международному Центру Рерихов. А что говорить об уже подаренных государству картинах?

Новосибирский искусствовед Вера Яковлевна  Кашкалда так прокомментировала события вокруг  дара Рериха: «Дар был принят, но все прошло тихо, без оповещения народа, которому художник и предназначал свои картины. Правительство СССР не позаботилось о достойном принятии произведений гениального русского художника: молчали газеты, телевидение, радио; Юрия Николаевича, великого патриота и ученого, не пригласили в Кремль. Невольно вспоминается, как в 1955 году в Музее изобразительных искусств имени А.С.Пушкина состоялся торжественный акт передачи правительственной делегации ГДР картин Дрезденской галереи, спасенных солдатами и офицерами Советской Армии в годы войны. Об этом событии писали «Правда» и многие зарубежные газеты. Встреча картин в Берлине стала всенародным праздником: немецкие художники подготовили плакаты, были напечатаны открытки и альбомы... К сожалению, в нашей стране отношение к уникальной коллекции было другим. Когда-нибудь будут опубликованы соответствующие документы, и мы узнаем точное количество подаренных картин (сегодня исследователи указывают разные цифры).

Первыми о переданной в дар государству коллекции узнали работники музеев. «Начинаю получать письма из разных музеев с требованием картин», – писал Ю.Н.Рерих. К нему приезжали представители различных музеев в надежде «выпросить» несколько работ. От Новосибирской картинной галереи в Москву ездили научный сотрудник П.Д.Муратов и директор В.П.Токарев. Юрий Николаевич дал свое согласие выделить картины для Сибири. На рериховскую коллекцию особенно претендовали два центральных музея. Поскольку картины находились на временном хранении в Третьяковской галерее, ее сотрудники решили все их оставить себе. Директор Русского музея В.А.Пушкарев рассказывал мне, как он добился у чиновников Министерства культуры согласия разделить коллекцию по-своему. Он оставил 60 картин, обещанных Ю.Н.Рерихом Новосибирской картинной галерее, а 355 работ увез в свой музей.

Передавая великий дар, Юрий Николаевич поставил одно условие: картины должны находиться в постоянной экспозиции. Однако сотрудники Русского музея забыли о своем обещании и не выделили ценным работам отдельного зала, закрыв их на многие годы в запаснике.»[9]

У некоторых может сложиться впечатление, что чиновники делали что хотели, а Юрий Николаевич был фигурой страдательной, и в их решениях участия почти не принимал. Но при анализе архивных материалов хорошо видно, что это нет так. Многое состоялось только благодаря усилиям Юрия Николаевича, но ему немного не хватило времени, чтобы довести свои замыслы до конца.

Еще 4 мая 1960 года, незадолго до внезапной смерти Юрия Николаевича, Министерство культуры СССР издало Приказ № 285, которым находящиеся на временном хранении в Третьяковской галерее картины передавались в постоянное пользование Русскому музею (361 работа) и областной Новосибирской галерее (60 работ) — даже без упоминания о каком-либо автономном музее Н.К.Рериха, что было условием дарения картин Ю.Н.Рерихом. Новосибирск забрал свою часть картин еще при жизни Юрия Николаевича — 16 мая 1960 года; Русский музей — сразу после его ухода, 3 июня.

Таким образом, Юрий Николаевич не успел  за три года до конца пробить чиновничью стену и добиться отдельной экспозиции или музея Н.К.Рериха. А что мог сделать Святослав Николаевич за остававшиеся полтора месяца своего пребывания в Советском Союзе? Потому данное обвинение Л.С.Митусовой в адрес С.Н.Рериха, далее «творчески развитое» А.Люфтом, совершенно беспочвенно.

Из приведенных архивных документов в этой и следующих главах хорошо видно, что именно чиновники сыграли отрицательную роль в судьбе наследия Рерихов. Но А.Люфт своими «сенсационными» утверждениями, вольно или невольно, пытается этот факт отодвинуть на задний план. И даже название самой статьи Люфта «Дело Васильчика» переключает внимание читателей с государственных деятелей, породивших данную проблему, на одиозную личность. Попытаемся проанализировать реальные факты и идейно-политические условия «жития» культуры в СССР, чтобы выяснить - кто именно стоял в основе событий этой ситуации.

 Политика государства в области культуры в 50-60-е гг.

Именно в эти годы сложились основы  административной культурной системы СССР, последствия которой повлияли на судьбу коллекций и архивов Рерихов. Именно в эти годы организовалось  само министерство культуры СССР. Гольдин М.М. в своей работе «Опыт государственного управления искусством. Деятельность первого отечественного Министерства культуры» на основе комплекса архивных материалов раскрыл многие  положительные и отрицательные стороны государственного управления искусством на примере деятельности первого отечественного Министерства культуры. В его исследовании хорошо показан исторический фон событий и деятели, которые оказали влияние на наследие Рерихов.

Так он пишет:

«Государственное руководство культурой можно условно разделить на два метода – прямой и косвенный. Под прямыми методами управления художественной культурой понимаются административные, директивные, под косвенными, прежде всего, - финансовые. Финансовые методы управления со стороны государства заключаются  в выделении денежных средств на ту или иную постановку в театре, кинофильм, памятник, и т.п. Кроме того, к косвенным формам управления относятся определение тиража того или иного фильма,  что является немаловажным для популяризации произведения.  В условиях советской системы стратегия развития искусства определялась аппаратом ЦК КПСС, в его ведении находились и прямые рычаги воздействия на культурные процессы – административные[10] и директивные (в этом плане Министерство являлось лишь передаточным звеном). В руках Министерства культуры находились в основном косвенные рычаги управления. Политикой предоставления государственных заказов авторам Министерство способствовало поддержке тех или иных деятелей культуры. Большое значение имеет и такой косвенный рычаг управления как деятельность по разработке и внедрению новой техники. Особенно это сказывается на развитии кино, телевидения и радио.»[11]

Министерство культуры совместно с ЦК КПСС оказалось вовлеченными в борьбу с идейными противниками. «Партия требовала создания произведений, в которых был бы пафос преобразований: «трагедийность, в которой преобладает пафос страдания и страха, настроения тревоги и психической угнетенности, а могучие поступательные силы нашей жизни выражены слабо, противоречат правде реальной жизни…»[12]. Но, при этом также «критикуют фальшивую, помпезную, лакировочную продукцию. Критикуют произведения, в которых подлинное искусство подменено убогим натуралистическим копированием, равнодушным натуралистическим фотографизмом»[13]. Следует спокойно относиться к разным «взглядам, вкусам, стремлениям, развивающимся на базе социалистического реализма»[14]. Задачи, ставившиеся перед деятелями искусства, были подобны тем же, что ставились в течение всего советского периода. Весьма оригинально их сформулировал Н.С.Хрущев. Обращаясь к писателям, он сказал: «…нужно, чтобы вы своими произведениями «промывали людям мозги», а не засоряли их», «…надо уметь бить точно, бить по противнику, а не стрелять по своим»[15]. Из последней фразы Хрущева можно, пользуясь его фразеологией, сделать вывод о том, что если раньше деятели культуры «били только по противнику», то в последнее время стали «промахиваться» – этим вызвана озабоченность партии.»[16]

Рерихи оказались жертвами этой борьбы. Основой идеологии советского искусства была идея социалистического реализма. Все, кто не придерживался этой партийной политики в своем творчестве, подвергался гонениям. По отношению к Рерихам чиновникам было трудно занять четкую позицию, так как это шло вразрез с желаниями высшего руководства наладить хорошие международные отношения с Индией. Ведь именно через Рерихов сложился мост сотрудничества между СССР и Индией.

«Большинство произведений живописи и скульптуры данного периода было все же выполнено в реалистической манере. В распоряжении Министерства культуры находился такой мощный рычаг управления как государственный заказ. А.К.Лебедев, начальник Управления изобразительного искусства и охраны памятников говорил по этому поводу следующее: «И политикой заказов мы всячески боролись с этими [формалистическими, авангардистскими, модернистскими] тенденциями, создавая возможности для труда художников, работающими над реалистическими произведениями»[17].

Характерна в этом отношении одна «Записка» министра культуры СССР тех лет Н.А.Михайлова, принимавшего непосредственное участие в судьбе наследия Рерихов, составленная как раз накануне возвращения Ю.Н.Рериха на Родину:

«Записка министра культуры СССР Н.А.Михайлова о влиянии буржуазной идеологии на художественную интеллигенцию Москвы и Ленинграда 

[Не позднее 21 января 1957 г.]

В последние годы среди советских художников, особенно среди художников Москвы и Ленинграда, где сосредоточена половина всего состава деятелей советского изобразительного искусства, получили широкое распространение отсталые, ошибочные взгляды, нездоровые настроения.

...

В этом отношении обращает на себя внимание следующая, по сути дела несоветская запись, сделанная в книге отзывов на выставке произведений художника М.А. Врубеля: «Хорошо, что за последние годы дали хоть какую-то отдушину свободе в искусстве. Нельзя поощрять только один социалистический реализм, который давно уже заменен цветной фотографией и кино. Если дать возможность, то наш великий народ родит еще новых Врубелей. Декадент и символист М. Врубель – велик, а вы, корифеи социалистического реализма, жалкие пигмеи! Пессимист Врубель – гениален, а вы, оптимисты, полные телячьего восторга, ничтожество!»

...

... неоправданно возросло влияние на массу художников одаренных живописцев, скульпторов и критиков, многие из которых сохранили или пытаются развить в своем творчестве эстетско-формалистические тенденции.

...

Все приведенные факты говорят о том, что многие советские художники оказались в плену чуждой, буржуазной идеологии, а союзы художников и их партийные организации не сумели предотвратить этого, не дали надлежащего отпора вредным и ошибочным выступлениям.

Рост нездоровых политических настроений в союзах художников, несомненно, может нанести серьезный ущерб развитию передового советского искусства.

...

Министерство культуры СССР обращается в ЦК КПСС с просьбой осуществить следующие мероприятия.

1. Пригласить для беседы в ЦК КПСС группу советских художников и критиков.

2. Дать указания редакторам газеты «Правда» и журнала «Коммунист» поместить ряд статей по актуальным вопросам художественной жизни, в которых подвергнуть глубокой критике распространившиеся в среде художников антиреалистические взгляды. ...»[18]

 Именно эта идеологическая борьба автоматически заставила сотрудников Минкульта и ЦК КПСС  отнести искусство Рериха, явно не вписывающееся в рамки соцреализма, в чуждый стан. А.К.Лебедев, Н.А.Михайлов, высказывания которых приведены выше, и другие высокопоставленные функционеры от культуры были в самом центре влияние на судьбу картин Рерихов.

«Не получая четких указаний от вышестоящих партийных органов сотрудники Министерства предпочитали не вступать в открытую конфронтацию с деятелями изобразительного искусства нереалистического направления»[19].

Чиновники противодействовали не в открытой борьбе, но в тиши кабинетов продуцируя препятствующие решения. И Ю.Н.Рерих даже при попытке организовать первую выставку картин своего отца тоже столкнулся с противодействием чиновником с помощью имеющихся у них рычагов власти. И лишь тот успех популярности у народа, который принесла выставка Рерихов,  смягчил отношение Лебедева. Выставка в дальнейшем прошла многих городах, но все было под жестким контролем Лебедева.

Потому и вопрос с созданием автономного музея Н.К.Рериха в те годы, когда не существовало отдельных музеев даже основоположников искусства соцреализма, не мог быть решен положительно. Потому даже создание такого сравнительно небольшого оазиса свободной Культуры, как мемориальная квартира Ю.Н.Рериха с картинами и архивами его отца, в те годы было существенным шагом вперед. И была ли в таком решении ошибка Святослава Николаевича? И, тем более, «нарушение воли старшего брата», как утверждает это А.Люфт...

«Карма места» Люфта

 В уме А.Люфта эта «первая ошибка» С.Н.Рериха трансформировалось уж в совсем фантастическую и невежественную картину, которую мы условно назвали «карма места»:

«... Третьим моментом является воля самого Юрия Николаевича Рериха, о которой мало кто сейчас вспоминает. А его замысел заключался в создании музея имени Н.К.Рериха в Ленинграде, и его филиала на Алтае. Именно такова была воля Ю.Н.Рериха - именно в Санкт-Петербурге, где они родились, и на Алтае, где будущее. .... Поэтому все те, кто говорит о создании мемориальной квартиры на Ленинском проспекте в Москве - это есть нарушители воли Ю.Н.Рериха. К сожалению, первым нарушителем этой воли стал младший сын Рерихов - Святослав. Может быть именно поэтому С.Н.Рерих не смог вступить в наследство своего брата, т.к. он кармически нарушил волю своего старшего брата?

С.Н.Рерих совершил ошибку, не выполнив волю своего старшего брата - не передал архивы родителей в Ленинград и на Алтай.»

Во-первых, как видно из архивных документов (например, из приложения к уже цитировавшемуся письму Ю.Н.Рериха министру культуры Михайлову от 14 сентября 1958 года), это сам Юрий Николаевич разделил находившиеся у него картины на две части, имевшие разное предназначение. Первую часть он передал в дар советскому государству еще в мае-июне 1958 года. С приложением списка из 421 картины. И именно эти картины (421) из дара Ю.Н.Рериха государству позже, в мае 1960 года, были распределены между музеями Ленинграда и Новосибирска. Остальные картины Н.К.Рериха, более ста, и архивы Юрий Николаевич оставил в своей собственности. И это была его воля. Если посмотреть каталоги выставок 1958 и 1959 годов, то в них отразилось уже разделение на «Дар Ю.Н.Рериха государству» и «Собственность Ю.Н.Рериха».

Во-вторых, Новосибирск, куда была передана часть картин из коллекции Ю.Н.Рериха, находится вовсе не на Алтае.

В-третьих, Юрию Николаевичу было важно выполнить план по существу — создать отдельный Музей, полноценно представляющий жизнь и творчество Н.К.Рериха; место создания этого Музея имело второстепенное значение, при сохранении стратегического региона - двух столиц, Москвы или Ленинграда, и направления на Алтай для филиала Музея.

Это хорошо видно из воспоминаний Р.Я.Рудзитиса, одного из ближайших соратников старших Рерихов, который доверительно общался с Юрием Николаевичем и знал все его планы и продвижение дел. Ниже приведена краткая выборка на эту тему из книги Р.Рудзитиса «Встречи с Юрием Рерихом»:

 28.08.1957

«Музей будет здесь (в Москве) или на Алтае. Имя Алтая упоминал несколько раз»[20].

13.04.1958

«На второй день в 11 часов мы опять гостили у Юрия. … После, на некоторое время, мы с Гаральдом (Лукиным) остаемся одни с Юрием.

… Когда думали о новом музее Рериха, упоминали Архангельское в окрестностях Москвы. Другое предложение – устроить филиал в Сибири. Новый центр – на Алтае. Тогда и он сам согласен переехать туда»[21].

29.04.1958

«В принципе решено, что будет постоянный музей. Неизвестно еще – где. Думается в пригороде Москвы, в Архангельском, а филиал – в Сибири»[22].

18.05.1958

«Из письма Юрия:

«… Говорили о Музее (Москва или Ленинград) с отделом-филиалом в Сибири, на Алтае.»…»[23]

Итак, первоначально, до мая 1958 года, вариант с Музеем в Ленинграде даже не рассматривался. Музей предполагался в Москве или её пригороде, с филиалом на Алтае.  И только в мае, после более предметных разговоров с чиновниками,  впервые предлагается выбор между Москвой и Ленинградом. Видимо, создание отдельного Музея в Москве в те годы при противодействии чиновников от культуры и без активной поддержки художественной общественности Москвы — было слишком проблематичным; и внимание Юрия Николаевича постепенно переключается на Ленинград.

Именно после этого «в принципе решено, что будет постоянный музей» - Юрий Николаевич заговорил с чиновниками министерства культуры СССР о реальной передаче картин отца в дар государству. Была ли письменно оформлена дарственная от Юрия Николаевича – неизвестно, в архивах ее обнаружить не удалось. Но 28 июля 1958 года выходит Приказ №524, подписанный министром культуры Михайловым, «О принятии в дар Советскому государству коллекции произведений художника Н.К.Рериха». О чем министр и известил Ю.Н.Рериха письмом. В ответном письме Юрий Николаевич вежливо благодарит за принятие государством картин отца в дар, но тактично напоминает об устном обещании министра создать отдельный музей Н.К.Рериха «при Государственном Русском музее г.Ленинград». Дальше, как мы уже видели, шло обсуждение в недрах министерства культуры вопроса о том, быть ли отдельному Музею Н.К.Рериха, и решалось, куда именно направить подаренные картины.

В начале 1959 года чиновниками Министерства культуры был сделан окончательный выбор между двумя столицами и между Барнаулом и Новосибирском. Этому выбору предшествовала попытка чиновников распылить подаренную коллекцию чуть ли не по десятку различных музеев СССР, но Юрий Николаевич отстоял целостность коллекции. Из книги Р.Рудзитиса «Встречи с Юрием Рерихом»:

«25.03.1959

«… Дорогой Рихард Яковлевич.

… Последнее решение министерства: автономная  экспозиция при Русском музее и музей в Новосибирске. …

Духом с Вами – Юрий.»

…»[24]

 Таким образом, из приведенной хронологии событий хорошо видно, что Юрий Николаевич не привязывал Музей жестко к Ленинграду. На разных этапах борьбы за создание Музея он рассматривал разные варианты его местоположения, при сохранении главного условия - создание автономного и полнофункционального Музея: картины, архивные документы, заинтересованные Рерихом работники. Из книги Р.Рудзитиса «Встречи с Юрием Рерихом»:

 «12.08.1959

Юрий добивается, чтобы Музей был обязательно автономным, чтобы там были выставлены и книги, фотоснимки, письма и т.д. Сетует, что нет работников. Снова идет война между Москвой и Ленинградом из-за Музея. Москва готова даже построить отдельное здание. Разумеется, в Москве пока нельзя, ибо другие художники завидовали бы такому исключительному отношению. Значит, самое надежное – в квартире Н.К. в Ленинграде» [25].

И в такой стратегии своих действий Юрий Николаевич в полной мере следовал положению Учения о неизменности существа плана:

  «Бывает, что самый несомненный план может подвергнуться затруднениям. Спросят: "Как найти решение без чрезмерной затраты энергии?" Может быть изменение по существу плана, или по размерам, или по месту. Изменить план по существу равно предательству. Урезание плана по размерам подобно близорукости. Наше решение будет в перемене места так, чтобы новые условия еще углубили основное значение. Не одобряем принцип – биться и погибнуть. Мужественнее будет не терять силы и победить. Но для этого нужно все понимание правильности устремления, вся непоколебимость напряжения.

...

Как счастливо, если можно найти новое место, углубляющее потенциал предыдущего. Не ограничивайте плана одним решением места – важна сущность плана.»[26]

Поэтому все рассуждения Люфта о «воле самого Юрия Николаевича» в привязке исключительно к Ленинграду, без всяких других вариантов, — есть лишь его недостаточное знание фактологического материала и Учения. Люфт утверждает в точности обратное тому, что сказано в Учении: по Люфту главное жестко соблюсти условия места, а что потом было бы с переданными картинами и архивами — не важно. Был бы музей или оставшиеся картины и архивы попали бы по «проторенной дорожке» в запасники Русского музея — Люфту все равно. «С глаз долой, из сердца вон» или нет картин (на виду, в мемориальной квартире) — нет проблем.

Юрий Николаевич и Святослав Николаевич мыслили по-другому, ответственно, и поступали в соответствии с Учением. Москва в то время не смогла предоставить необходимых условий для создания Музея — место плана Юрием Николаевичем было изменено, был опробован вариант создания Музея в Ленинграде (тоже в то время не осуществившийся). Но это не значит, что на Москве надо теперь поставить жирный крест на все времена, и все вновь ставшие достоянием России картины и архивы Рерихов передавать исключительно в Ленинград. Главное, если следовать Учению, сохранить существо плана – отдельный и полноценный Музей (картины, плюс архивные документы, плюс сердечно заинтересованные работники – исполнители замысла). И не надо забывать, что достаточно существенную часть картин и все архивы Юрий Николаевич государству не дарил, а оставил при себе, в Москве. Это тоже, думаем, не случайно.

Заметим попутно, насколько точно следовал существу плана, — созданию автономного и самостоятельного Музея Н.К.Рериха, — и Святослав Николаевич, когда передавал на Родину свою часть наследия старших Рерихов. В связи с этим понятны и  не случайны его слова в знаменитом письме «Медлить нельзя» - о невозможности подчинения будущего Музея министерству культуры, а тем более Музею Востока.

Можно отметить еще один минус в государственном «оформлении» наследия Рерихов — случайный подбор работников, которым Рерих может быть совсем не интересен. Что в общественном Музее невозможно. Этот минус виден на историческом опыте Новосибирской картинной галереи (НКГ), куда было распределено государством 60 картин Н.К.Рериха. Естественно, полноценного музея-филиала Рериха, с экспозицией фотографий и других архивных документов и с квалифицированными экскурсоводами, там создано не было. Положение изменилось, когда в начале 90-х к руководству НКГ пришел человек, глубоко почитающий Н.К.Рериха. Появились «горящие» Рерихом экскурсоводы, рассказывающие не просто о картинах, но и о заложенной в них символике, о внутренней жизни и идеях Николая Константиновича. Сибирское Рериховское общество (СибРО) стало проводить в НКГ свои сопутствующие мероприятия — лекции, слайдпрограммы, музыкальные вечера. Начал полноценно функционировать как бы самостоятельный Музей Рериха в миниатюре.  Но большинство трудового коллектива НКГ тяготело к соседнему православному Храму и Рерихом если интересовалось, то исключительно в контексте постановления Архиерейского Собора 1994 года. Поэтому они подали на директора НКГ в суд и добились отстранения СибРО от участия в делах картинной галереи. Были уволены  экскурсоводы-«рериховцы», сняты со стен все упоминания о символизме и идеях Рериха, - и остался сиротливый зал картин в сопровождении «официоза» бездушных экскурсий.

Этот опыт НКГ наглядно подтвердил необходимость создания единого специализированного центра по рериховскому наследию и наличия тесной  связи  его со специалистами и другими рериховскими  учреждениями. Обо всем этом писал С.Н.Рерих в статье «Медлить нельзя»: «Все же существующие учреждения — мемориальный кабинет Н.К.Рериха в Музее искусств народов Востока, музей в Изварах, кабинет моего брата Ю.Н.Рериха в вашем институте, его мемориальная квартира — должны будут, конечно, установить рабочие связи с Центром-музеем, но в то же время сохранять свою самостоятельность»[27].

В условиях государственных учреждений рериховская тематика может просто уйти на дно списка приоритетных дел конкретных чиновников от культуры. И опыт  НКГ это хорошо показал.

Но вернемся к более отдаленному прошлому, когда советские чиновники не дали  плану Рерихов осуществиться по существу, похоронив в недрах министерства культуры замысел автономного Музея Н.К.Рериха.

А.Люфт привязался именно к второстепенным деталям места и даже вывел из этого свою теорию кармы…  И при этом он еще возмущается на Святослава Николаевича, что тот не подыграл советским чиновникам и не отправил в запасники Русского музея остававшиеся на квартире Ю.Н.Рериха картины и архивы! Ведь Юрий Николаевич не случайно, не по какой-то своей прихоти не включил эту часть наследия отца в список дара Советскому государству – и Святослав Николаевич следовал в отношении этой части наследия как раз замыслу брата.

Чем руководствовался Юрий Николаевич, когда часть наследия оставил при себе, не отдал его государству, - мы можем только догадываться. Но посмотрите — ведь он оставил при себе все необходимое для создания полноценного, хоть и небольшого музея. Это и все архивные материалы, это около 110 картин Н.К.Рериха позднего периода, более 10 картин дореволюционного периода и около 40 рисунков разных периодов. Т.е. в этом «запасном» музее полноценно можно было представить весь творческий и жизненный путь Н.К.Рериха. И можно было на этой основе попытаться еще раз создать автономный Музей Н.К.Рериха, когда позволят обстоятельства. Пока же обстоятельства не позволяли, эта оставшаяся на квартире часть наследия выполняла свою эволюционную задачу в виде мемориальной квартиры-музея, так и не  зарегистрированной официально государством, но фактически более десяти лет существовавшая и игравшая свою положительную роль.

Возможно, Юрий Николаевич, после распределения основной части картин в Ленинград, просто хотел оставить и для Москвы, для московских почитателей и последователей Н.К.Рериха небольшой оазис высоких образцов его  творчества.

«Замысел» же Люфта на корню похоронил бы такие возможности. Как показал наш анализ архивных материалов, сумасбродные фантазии Люфта о «доле Юрия Николаевича в наследии» и «воле старшего брата»  – дай им волю осуществиться в то время – могли привести только к одному печальному итогу. Слепым следованием придуманной им «карме места», Люфт отправил бы и оставшиеся картины, и архивы в запасники какого-нибудь Ленинградского музея, следуя воле чиновников от культуры, на долгие годы закрывая ищущим душам доступ к этим сокровищам духа.

В последующих главах мы продолжим опровержение некоторых мифов и обвинений  и анализ обстоятельств и фактов по этой части наследия Рерихов в более поздние периоды.

(Продолжение следует)

Н.Атаманенко, А.Устименко