Т. ДОЛГОПОЛОВА.
Местные жители прятались за
стенами глинобитных жилищ и
оттуда следили за
проходящими мимо них
путешественниками. А те шли
молча, спокойно, своим
маршрутом среди враждебно
настроенного к ним и
враждующего между собой
местного населения. Нередко
путешественникам досаждали
любопытные: сотни людей
встречали их, стоя на
коленях по обе стороны
дороги. Больные приходили за
исцелением, родители
приводили детей для
благословения. Словно
степной ветер, разносил по
Центральной Азии
фантастические слухи и мифы
о Пржевальском и его
спутниках: русский начальник
- колдун или святой, он все
знает наперед, надо молиться
великому белому хубилгану (святому).
Счастливая судьба… дала
возможность совершить
посильное исследование
наименее известных и
наиболее недоступных стран
внутренней Азии.
Н. М. Пржевальский.
Монголия и страна тангутов
Судьба действительно дала
возможность Николаю
Михайловичу Пржевальскому
совершить посильное… А по
силам ему оказалось очень
многое. Он стал
генерал-майором, почетным
членом Петербургской
академии наук, доктором
нескольких университетов,
почетным членом 24 научных
учреждений России и Европы.
Получил Большую
Константиновскую медаль и
высшие награды
географических и научных
обществ многих стран мира.
Пржевальскому оказалось по
силам пройти в
экспедиционных маршрутах
количество километров, почти
равное длине экватора.
Собрать поражающие
воображение зоологическую,
минералогическую коллекции и
гербарий. В его
зоологической коллекции -
7,5 тысячи экспонатов, среди
них немало открытых им самим;
в гербарии - 16 тысяч
экземпляров растений, из них
218 видов были описаны
впервые.
Его именем названы: хребет,
ледник, несколько видов
животных и растений. Многие
из лучших географов мира
награждены премией и медалью
имени Пржевальского. В
Центральной Азии он открыл
нагорье Бэйшань, котловину
Цайдам, семь крупных озер,
три хребта в Куньлуне,
указал на существование пика
Победы более чем за полвека
до его открытия.
|
 |
|
В
бескрайних песках Средней Азии. |
Карта
экспедиций Пржевальского. |
Первого апреля 1839 года в
деревне Кимборово Смоленской
губернии родился мальчик,
названный Николаем. Прадед
будущего выдающегося
путешественника - ротмистр
казачьих войск Корнило
Анисимович Паровальский - за
доблесть в Ливонской войне
высочайшим повелением короля
Речи Посполитой Стефана
Батория был жалован в
шляхтичи, а также родовым
гербом: на красном фоне
серебряный лук и серебряная
стрела, направленная вверх.
Сам шляхтич и его потомки
теперь должны были носить
фамилию Пржевальские. Сын
Корнилы Казимир Пржевальский
бежал из иезуитской школы и
принял православие. Зваться
стал Кузьмой. Кузьме очень
хотелось, чтобы его сын
Михаил пошел по стопам деда.
Михаил стал храбрым офицером
русской армии и по иронии
судьбы участвовал в
подавлении польского
восстания. По состоянию
здоровья он рано вышел в
отставку. Вернувшись домой,
увлекся дочерью богатого
соседа - красавицей Еленой
Алексеевной Каретниковой,
образованной, тоже
дворянского сословия. Елена
ответила Михаилу взаимностью,
и хотя родителям Елены такой
брак казался мезальянсом, их
женитьба состоялась. Но уже
семи лет Коля остался без
отца. Воспитывали его
строгая, но нежно почитаемая
мать и дядя, который много
рассказывал о путешествиях и
брал племянника с собой на
охоту. "Рос я в деревне
дикарем, воспитание было
самое спартанское: я мог
выходить из дома во всякую
погоду и рано пристрастился
к охоте. Сначала стрелял из
игрушечного ружья желудями,
потом из лука, а лет с 12-ти
получил отцовское ружье".
Охота стала увлечением на
всю жизнь, путешествия -
самой жизнью.
В Смоленской гимназии
мальчик учился хорошо и
легко. Благодаря
удивительной памяти он
достиг успехов даже в
нелюбимой им математике.
Исходя из своих
представлений о
справедливости, заступался
за слабых. Однажды за
дерзкий проступок Николаю
грозило исключение из
гимназии, которое по просьбе
матери заменили жестокой
поркой. Как ни покажется
странным, впоследствии
Николай Михайлович активно
восставал против отмены
розог в гимназиях.
Шестнадцати лет Николай,
продолжая семейную традицию,
стал унтер-офицером.
Стремясь послужить Отечеству,
участвовал в Крымской войне.
Но служба в армии дала ему и
первое разочарование в людях.
Его возмущала
бездеятельность офицеров,
все свое свободное время
посвящавших вину и картам… В
эти же годы Николай впервые
понял особенности своего
собственного характера. Не
веря в возможность изменить
что-либо вокруг себя, он
уходил в лес и плакал.
Полюбил одиночество среди
природы. "Я невольно задавал
себе вопрос: где же
нравственное совершенство
человека, где бескорыстие и
благородство его поступков,
где те высокие идеалы, перед
которыми я привык
благоговеть с детства? И не
мог найти ответа на эти
вопросы".
Николай стал готовиться и
поступил в Академию
Генерального штаба.
Занимался по шестнадцать
часов в сутки.
Необыкновенная память не раз
выручала его: он мог
цитировать слово в слово
целые страницы даже через
несколько лет после того,
как их прочел.
В это же время Пржевальский
опубликовал несколько статей,
среди них "Военно-статистическое
обозрение Приамурского края",
благодаря которой был принят
в действительные члены
Географического общества. По
окончании академии он стал
преподавать историю и
географию в Варшавском
юнкерском училище. Его
лекции пользовались большим
успехом, коллеги жаловались,
что он отбивает у них
учеников. Николай Михайлович
был беспристрастен, ставил
единицу и даже нуль самым
любимым юнкерам. На их
мольбы о снисхождении
отвечал: "Не буду ли я вам,
юноши, смешон и жалок после
такой уступки? Где же
справедливость?"
Но ни карьера военного, ни
стезя преподавателя не были
целью Пржевальского. "Завидная
доля и трудная обязанность -
исследовать местности, в
большей части которых еще не
ступала нога образованного
европейца" - вот, что его
влекло. В 28 лет он составил
план рискованной экспедиции
в Монголию, Китай и Тибет.
Однако Географическое
общество разрешило офицеру
отправиться лишь в
Уссурийский край, где
Пржевальский собрал большую
орнитологическую коллекцию.
А кроме того, так как не мог
оставаться равнодушным к
делам, которые считал
несправедливыми, усмирил
племена хунхузов, нападавших
на русские деревни. По
возвращении в
Николаевск-на-Амуре получил
чин капитана и был переведен
в Санкт-Петербург в
Генеральный штаб. Вскоре
написал книгу "Путешествие в
Уссурийском крае" и две
статьи. За одну из них - "Об
инородческом населении в
южной части Приморской
области" - Географическое
общество вручило
Пржевальскому серебряную
медаль.
Независимый в суждениях,
сильный, смелый,
производящий впечатление
даже своим внешним видом (рост
почти 199 сантиметров, вес
около 140 килограммов),
Николай Михайлович привлекал
всеобщее внимание в обществе.
При этом держался всегда
особняком, не любил шуток в
свой адрес. Получив однажды
приглашение давать уроки
девушке - дочери генерала,
не отказался, но ограничился
тем, что послал ей свой курс
географии с надписью: "Долби,
пока не выдолбишь".
Офицерская среда по-прежнему
вызывала у Пржевальского
резкую неприязнь. Он не
любил карточную игру, но
изредка использовал ее как
способ "выиграть себе
независимость". Недюжинный
ум и исключительная память
позволяли Николаю играть в
карты, практически не зная
проигрыша. Он брал с собой
не более 500 рублей,
выигрывал 1000 и уходил. Но
однажды дело дошло до
крупного выигрыша (12 тысяч).
Тогда он выбросил карты в
Амур и больше уже никогда не
играл.
Как раз в это время было
получено долгожданное
Высочайшее повеление о
командировании Пржевальского
в Центральную Азию.
Выигранные деньги он добавил
к скудным средствам,
выделенным на экспедицию.
Центральная Азия - не только
перекресток нескольких
цивилизаций, здесь
поразительно разнообразие
природных условий:
субтропические степи, горные
тундры, альпийские луга,
коварные пустыни,
двухъярусные реки, ущелья
глубиной в несколько
километров, каскады
водопадов, ледники,
покрывающие плоские горные
вершины. На географических
картах эти места были либо
белым пятном, либо
фантазийным узором,
нанесенным древними
китайцами.
Пржевальский прошел
считавшуюся непроходимой
пустыню Гоби и увидел, что
это не возвышенность, как
предполагали многие, а
впадина с холмистым рельефом,
что Наньшань не хребет, а
горная система. Ночью он
смотрел на звезды не ради
умиротворения, а для
астрономического уточнения
топографических объектов.
Проводил барометрические
определения высот,
вычисление магнитного
наклонения,
метеорологические наблюдения
и все тщательно записывал.
Его маленькому отряду
постоянно приходилось
отражать нападения местных
разбойников. "Я уповаю на
свое здоровье, на свой
штуцер и на пословицу: "Не
так страшен черт, как его
малюют"". Штуцер 12 калибра
с уникальной ручной овальной
сверловкой был заказан им в
Лондоне у лучшего ствольщика
того времени Чарльза В.
Ланкастера.
Членов своей экспедиции
Пржевальский подбирал по
принципу "только бы человек
сам по себе был хороший -
это вещь первой важности".
Потом они писали ему: "С
вами готовы в огонь и в воду".
Видимо, потому, что
жесткость руководителя
экспедиций была адекватна
справедливости.
Пржевальского ждали зыбучие
пески, миражи, бураны, лютые
холода и нестерпимая жара:
минус 45 зимой и плюс 50
летом. Ландшафт "украшали"
крутящиеся столбы соленой
пыли да валяющиеся повсюду
кости лошадей, мулов,
верблюдов. Полдень порой
казался сумерками, от
сильного ветра постоянно
болела голова. Зимой
приходилось переплывать
студеные реки, спать на
войлоке, постланном на
мерзлую землю. Воду, из
которой варили чай, черпали
из мутных соленых озер.
Петербургскому офицеру,
выросшему во вполне
обеспеченном дворянском доме,
пришлось оставить всякую
брезгливость. В пустыне
Алашань вода не встречалась
на протяжении сотен верст.
"У меня до сих пор мутит на
сердце, когда я вспомню, как
однажды, напившись чаю из
колодца, мы стали поить
верблюдов и, вычерпав воду,
увидели на дне гнилой труп
человека". Нередко случалось,
что проводники - местные
жители - заставляли
путешественников блуждать
без толку, не пускали
ночевать, не продавали
съестных припасов, воровали
верблюдов.
Китай был охвачен смутой:
многочисленные восстания,
власть коварной императрицы
Цыси. Однажды банда более
чем из ста человек перекрыла
единственную тропу через
перевал, намереваясь
захватить путников и
поживиться их добром. "Мы,
четверо русских, решились
или пройти, или погибнуть.
Но с оружием в руках, а не
позорной смертью барана,
которого разбойники потащили
бы на виселицу..." И прошли.
На пути в Ургу (ныне
Улан-Батор) снова пересекали
Гоби. Проводник долго водил
их, обещая колодец, а
колодца все не было. Воды
оставалось по нескольку
глотков на каждого, а
жизненных сил, быть может,
на час. Выведенный из
терпения Пржевальский
приказал одному из членов
экспедиции посадить вместе с
собой на лошадь проводника и
скакать во весь опор, в ту
сторону, в которую он укажет.
Если воды снова не найдут
или проводник вздумает
бежать - пристрелить. Вода
быстро отыскалась.
Пржевальский и его спутники
были так переутомлены этим
переходом, что даже
длительный сон не давал им
отдыха, ночью преследовали
тяжелые кошмары. Два года
немытые и не менявшие белья,
в изорванных фуражках и
одежде, в сапогах с
подшитыми шкурами вместо
подошв, они пришли в Ургу.
Затем - Кяхта, Иркутск,
Москва, Петербург.
Сразу по возвращении в
столицу на Пржевальского
обрушились поздравления,
встречи, награды и мировая
слава. Изданная
Географическим обществом
книга "Монголия и страна
тангутов" была переведена на
английский, французский и
немецкий языки, как, впрочем,
и все последующие его книги.
Все было вроде бы прекрасно,
но обработка экспедиционных
материалов утомляла,
светский Петербург раздражал.
Неистовая страсть влекла
Пржевальского снова и снова
в путь...
И уже вскоре, в следующем
путешествии, Пржевальский,
миновав пустыню Такла-Макан,
вышел к загадочному озеру
Лобнор и нанес его на карту.
Но озеро, которое другие
путешественники упоминали
как соленое, оказалось
пресноводным. И находилось
оно не там, где "положено".
Поэтому Пржевальского даже
обвинили, что он
просто-напросто не был на
озере. Лишь позднее удалось
доказать, что это озеро
перемещается по обширной
впадине между двумя хребтами.
При этом изменяются не
только его очертания, но и
химический состав воды. На
протяжении века озеро Лобнор
несколько раз меняло свою
акваторию, пока не исчезло,
быть может, навсегда.
В той же экспедиции
Пржевальский, уже известный
путешественник, открыл на
западе Китая горы Алтындаг,
"передвинул" границу
Тибетского нагорья на 300
километров к северу. Далее
его влекла Джунгария -
пустыня на западе Китая,
покрытая грядами песков и
массивными барханами. Через
Джунгарию проносятся мрачно
известные монгольские самумы,
или теббады (сухие горячие
ветры и песчаные бури),
смертельно опасные для
караванов. Верблюды,
чувствуя их приближение,
ревут, падают на колени и
пытаются зарыть головы в
песок.
Но самой заветной целью, к
которой сходились пунктиры
намеченных великим
путешественником маршрутов,
был недосягаемый Тибет с
загадочной Лхасой. Этот
город на высоте более 3,5
тысячи метров основан
тибетским царем еще в
седьмом веке. Лхаса с ее
уникальными дворцами и
монастыря ми - древнейшая
резиденция далай-ламы.
Пржевальский проник в глубь
Тибетского нагорья. Это уже
было все равно, что найти
чашу Грааля - достичь
недостижимого.
Экстремальные природные
условия Тибета диктовали
необычные поступки
путешественника. Так,
например, владетельному
князю, отказавшемуся дать
проводника, Пржевальский
объявил, что заставит его
самого сопровождать их в
Тибет.
Путь лежал через холодное
Тибетское нагорье, местами
покрытое непроходимыми
лесными дебрями, где
невозможно идти,
выпрямившись во весь рост. В
долинах встречались
удивительные животные. Там
были верблюды, табуны
куланов, антилопы, оронго,
ады. И все они паслись рядом,
не страшась ни людей, ни
лошадей. Совсем близко от
проходящего каравана
спокойно лежали яки. "Казалось,
мы попали в первобытный рай,
где человек и животные еще
не знали зла и греха".
Несмотря на предельную
физическую усталость,
путешественники успевали
наслаждаться красками
восходов и закатов, запахом
арчи, удивительным опереньем
птиц.
Шли на высоте более трех
тысяч метров, шагали по
панцирю из гальки и щебня,
по наледи ущелий, по
глубокому снегу. Снежные
бури сменялись пыльными.
Караван продвигался почти
наудачу. Где-то внизу были
слои облаков, а над головами
поднимались горные вершины,
некоторые из которых
достигали шести тысяч метров.
Дышать было трудно - не
хватало кислорода, верблюды
дохли, а проводник пророчил
путешественникам гибель.
Пржевальский прогнал
проводника. Решил искать
дорогу сам. И - о чудо! -
экспедиция вскоре выбралась
из гор в долину.
А в это время петербургские
газеты писали, что
Пржевальский попал в плен,
ограблен, убит. Утомленным и
простуженным
путешественникам
действительно то и дело
приходилось отбивать
нападения местных
разбойников, грабивших
караваны. Но они избежали
плена и упорно шли вперед.
До Лхасы оставалось всего
250 верст.
Тибетское правительство не
пустило иноземца в
резиденцию далай-ламы. Тогда
экспедиция повернула к
верховьям рек Хуанхэ и Янцзы,
в места совершенно
неизученные и даже на
китайских картах
изображенные лишь
приблизительно. Для китайцев
река Хуанхэ - желтый зверь,
горе, бедствие для страны,
потому что выходящие из ее
берегов грязно-желтые воды
рушат все - поля, селения.
После каждого наводнения
остаются лишь руины. Реку
Янцзы европейцы назвали
Голубой, на самом деле она
тоже желто-коричневая.
Не возвращаясь домой,
Пржевальский во второй раз
попытался попасть в Лхасу.
Но и на этот раз неудачно.
Он вынужден был ограничиться
лишь изучением окрестностей
истоков Желтой и Голубой рек,
берущих свое начало в
Тибетском нагорье. И здесь
путешественникам приходилось
постоянно отбиваться от
нападений аборигенов.
Пржевальский долго потом
вспоминал, как почти каждое
утро на рассвете слышался
топот копыт. Прямо на них
двигалась огромная дикая
орда: частоколом мелькали
пики, развевались длинные
черные волосы всадников. Но
достаточно было нескольких
выстрелов, и противник
поворачивал назад. А по
Тибету разносились мифы о
русских: они трехглазые,
могут насылать бури, снег,
болезни. Их больше, чем
кажется, потому что есть
среди них невидимые...
Многих
путешественников-первооткрывателей
обвиняли в жестокости по
отношению к местным жителям,
эти обвинения нередко бывали
вполне обоснованными. Но
меньше всего их можно
отнести к Пржевальскому. А
сам он говорил так: "В Азии
я с берданкой в руке гораздо
более гарантирован от всяких
гадостей, оскорблений и
обмана, чем в городах
Европейской России. По
крайней мере, там знаешь,
кто враг…"
Возвращение в столицу из
Тибета было воистину
триумфальным. Академия наук
на торжественном заседании
поднесла Пржевальскому
медаль с его изображением и
надписью: "Первому
исследователю природы
Центральной Азии".
Чествование превзошло все
возможные ожидания... И эта
слава вновь очень скоро
начала тяготить
Пржевальского: "Грустное,
тоскливое чувство овладевает
мною всякий раз, как пройдут
первые порывы радости по
возвращении на родину.
Истинному путешественнику
невозможно забыть о своих
странствованиях даже при
самых лучших условиях
дальнейшего существования.
День и ночь неминуемо будут
ему грезиться картины
счастливого прошлого и
манить вновь променять
удобства и покой
цивилизованной обстановки на
трудовую, по временам
неприветливую, но зато
свободную и славную
странническую жизнь".
Свои великолепные коллекции
ученый-путешественник
подарил Академии наук,
значительные суммы,
полученные за лекции и книги,
он жертвовал на
благотворительные цели. Его
труды (Пржевальский обладал
еще и чрезвычайно редким в
среде ученых литературным
даром) почти сразу же были
переведены на многие языки
мира. Самого путешественника
называли "русским Марко Поло".
По словам Льва Гумилева,
благодаря открытиям Николая
Михайловича русская наука
вышла на первое место в мире
по изучению Центральной Азии.
Путешествие 1888 года в
Центральную Азию стало для
Николая Михайловича
последним. Почти в самом
начале пути - в Семиречье,
мучимый жаждой, он напился
из придорожного арыка. И уже
через несколько часов
сорокадевятилетний
Пржевальский, обладавший
всегда железным здоровьем,
умирал в своей палатке.
Возможно, от брюшного тифа,
а может быть, от какой-то
другой инфекции.
Спутники выполнили последнюю
просьбу Николая Михайловича
похоронить его "непременно
на берегу Иссык-Куля, в
походной экспедиционной
форме… со скромной надписью
"Путешественник
Пржевальский"".
Тот, кто хотя бы раз видел
своими глазами это
великолепное озеро, поймет
завещание великого
путешественника. Иссык-Куль
- синяя живая чаша в шесть
тысяч квадратных километров,
обрамленная снежными
вершинами высокого
Тянь-Шаня. На склонах растут
экзотические эдельвейсы,
дурманящие эремурусы и
голубые ели. На
незамерзающую водную гладь
прилетают лебеди и даже
розовые фламинго. Дно озера
манит исследователей
легендами о древнейших
поселениях на этом месте.
На восточном берегу
Иссык-Куля стоит памятник
первому русскому
исследователю Центральной
Азии: над десятью ступенями,
символизирующими десять
экспедиций, распростер
крылья орел, держащий в
клюве оливковую ветвь как
знак обретения новой тверди.
Жаль, если сегодня имя
Пржевальского у кого-то
ассоциируется лишь с
открытием непарнокопытного
животного из рода лошадей
длиной около 2,3 метра и
высотой в холке около 1,3
метра (кстати, вызвавшим в
свое время фурор среди
дарвинистов). Хотя,
возможно, эта ассоциация
рождает в мыслях образ
кентавра - умного, физически
совершенного, вечно
стремящегося в путь и
непостижимого - как
непостижим характер и
внутренний мир самого
Пржевальского.
Отправляясь в последнюю
экспедицию, Николай
Михайлович предчувствовал,
что уже не вернется на
родную землю. Но стремление
увидеть божественную Лхасу
было непреодолимым.
В заключение - цитаты:
"В наше больное время, когда
европейскими обществами
обуяла лень, скука жизни и
неверие, когда всюду в
странной взаимной комбинации
царят нелюбовь к жизни и
страх смерти, когда даже
лучшие люди сидят сложа
руки, оправдывая свою лень и
свой разврат отсутствием
определенной цели в жизни,
подвижники нужны, как
солнце. Составляя самый
поэтический и жизнерадостный
элемент общества, они
возбуждают, утешают и
облагораживают. Их личности
- это живые документы,
указывающие обществу, что
кроме людей, ведущих спор об
оптимизме и пессимизме...
кроме скептиков, мистиков,
либералов и консерваторов
есть еще люди иного порядка,
люди подвига веры и ясно
сознанной цели".
"...один Пржевальский ...
стоит десятка учебных
заведений и сотни хороших
книг... идейность,
благородное честолюбие,
имеющее в основе честь
родины и науки... делают
(его) в глазах народа
подвижник(ом),
олицетворяющ(им) высшую
нравственную силу".
Это Антон Павлович Чехов. -
"Н. М. Пржевальский".
Литература
Акаева М. Д. Звезды науки. -
М.: Собеседник, 2001.
Пржевальский Н. М.
Автобиография . - Русская
старина, 1888, № 11.
Пржевальский Н. М. Монголия
и страна тангутов.
Трехлетнее путешествие в
Восточной нагорной Азии, т.
1-2. - Переизд. - М., 1946.
Пржевальский Н. М. От
Кульджи за Тянь-Шань и на
Лобнор. - Переизд. - М.,
1947.
Пржевальский Н. М. Из
Зайсана через Хами в Тибет и
на верховья Желтой реки. -
Переизд. - М., 1948.
Пржевальский Н. М. От Кяхты
на истоки Желтой реки.
Исследование северной
окраины Тибета и путь через
Лобнор по бассейну Тарима. -
Переизд. - М., 1948.
Чехов А. П. [Н. М.
Пржевальский.] // Собр. соч.
в 12 т., т. 10. - М., 1956.
Энгельгардт М. А. Н.
Пржевальский. Его жизнь и
путешествия. Биографический
очерк // ЖЗЛ Б.Ф.
Павленкова. (Репринтное
издание.) - Челябинск, 2000.
